Гридень надевает рукавицы, сжимает кулаки, крепко хлопает ими друг о друга, затем, изрыгнув глухой, неприятный звук, занимает напротив меня позу уставшего борца «руки на поясе».
На всякий случай поднимаю руки в защиту.
Этот противник по движению гораздо живее предыдущего, чувствуется, что не дурак по пьяни руками помахать, повалтузить таких же увальней. Он быстро знакомит меня со своей коронкой – ударом «открытой перчаткой» справа по уху, дважды попытавшись угостить звонкой затрещиной. Потом я позволяю ему почти попасть мне в лоб слева, лишь в самый последний миг убрав голову с траектории полета боевой рукавицы. От близости цели парень входит в раж, козлиными прыжками пытается разорвать дистанцию, машет руками, гоняя воздух, очень уж ему хочется меня достать да все не получается. Я играючи уворачиваюсь, дергаю его в разные стороны, вынуждая сбивать шаг, путаться в собственных ногах. Народец начинает недовольно гудеть, гридня подбадривают, просят наподдать мне как следует. Унижать княжеского дружинника мне совсем не хочется, но заканчивать все равно придется. Неожиданно изловчившись, он вдруг исполняет нечто вроде правого хука, но сильно промахнувшись, тут же желает пробить левой, я ловлю его на торопливом шаге, бью сбоку вразрез над рукой и попадаю точнехонько в челюсть. Ноги воина слабнут, глаза мутятся туманом, неодолимая сила мотает его от меня, усаживает коленями на опилки.
Никогда не видевшие подобного зрители пораженно замолкают. Растерянно молчит и крыльцо. Рваный прячет лицо, сдерживается, чтобы не прыснуть смешком. В тишине раздается голос настырного Змеебоя.
- Теперь пущай Дудилу моего одолеть попробует!
Слышатся редкие приветливые возгласы, вероятно, из числа знакомых Дудилы. Затея воеводы приходится по душе и Рогволду, он оживленно кивает и велит позвать упомянутого персонажа. Моего мнения снова забывают спросить, похоже побить меня становится делом принципа. Этот не слишком приятный фат поначалу меня напрягает – кто их знает до чего могут дойти в своем желании, потом не на шутку заводит. Махача хотите? Будет вам махач, никого жалеть не стану.
- Варяг, – вполголоса молвит Голец, едва на арене появляется спортивного телосложения, поджарый среднелеток без рубахи, с выбритой под “ноль” головой. За левое ухо заправлен длинный, с ранней проседью чуб, произрастающий из голого, загорелого темени. На груди, ребрах и вокруг пупка темнеет сложная вязь татуировок-заговоров от стрелы и клинка.
- Сам вижу, – бурчу в ответ, припоминая Мишины рассказы о профессиональной воинской табели о рангах, в которой варяги занимают верхнюю строчку. Утверждение на мой взгляд спорное. Стоит вспомнить старый анекдот про нашу армию: по мнению американской военной разведки самый страшный советско-российский род войск – это стройбат, там одни зверюги служат, им даже оружие не выдают.
Подготовка у моего визави оказалась серьезней, нежели у двоих предшественников вместе взятых. Первым в драку не лезет, плечами поигрывает, кружит вокруг меня пружинистым, кошачьим шагом, руки опущены и чуть согнуты в локтях. Это что-то новенькое. Ну, покружи, покружи, мне тоже не западло с тобой повертеться, только я в «раковине» двигаюсь, а ты практически беззащитен.
С удивлением замечаю у Дудилы зачатки техники, больно уж складно он перемещается, направление меняет ловко, все под свою правую хочет подстроиться, ждет когда откроюсь. Держит дистанцию, для него моя манера тоже загадка. Через десять минут мне становится весело, даже зубы стискиваю, чтобы не заржать. Дудила сопит, чуб у него из-за уха выбился, к виску потному прилип. Народ требует от него моей крови, начинает подначивать, выкрикивать обидные словечки. И тут варяг взрывается, неуловимым движением подскакивает ко мне слева, проводит довольно сносную двоечку и снова на дистанцию. Это правильно, после удара руки надо убирать мгновенно, по-волчьи: резанул клыками – отскочил. Еще бы попадать научиться, воздух кулаками месить любой дурак может...
Снова кружим на одном месте, в диаметре десяти метров утоптали опилки на два пальца в глубину. После очередной атаки в воздух варяг понял, что не сможет меня зацепить, его глаза начинает заволакивать отчаянием, ведь он до сих пор не познал силу моих ударов, оттого и нервничает. Парня становится немного жаль. Не спуская с Дудилы глаз, решаю предоставить ему шанс – опускаю руки, подражая ухваткам варяга. Ему тут же приходит в голову зрелая мысль атаковать. Не поднимая рук, ухожу наружу от довольно сносного правого крюка, от души втыкаю ему в печень и после разворота добавляю в левое ухо.
Вместо громких и продолжительных аплодисментов наградой мне угрюмое молчание. Сила привычки делает свое дело, взамен залихватских, трескучих оплеух и веселых зуботычин зрители получили подряд три скучных боя с одинаковым исходом. Лишь через пару минут различаю гомон переговаривающихся голосов, преимущественно одобрительный.
Рогволд довольно крякает. Внимательно следит как отволакивают под крыльцо так и не очнувшегося Дудилу. Выпятив нижнюю губу, кивает в знак признательности.
- Ну, Стяр, потешил так потешил. Где научился?
- В Шаолинском монастыре, – говорю, сбрасывая на опилки меховые рукавицы.
- Где это?
- Центральный Китай, провинция Хэнань.
По губам Дрозда проносится быстрая ухмылка, глаза становятся острыми как у кошки, завидевшей в траве мышонка.
- Бывал в Сине? – въедливо интересуется полоцкий “особист”.
- Э-э...
В Сине? перебивает удивленный Рогволд. – Так ты разбойник или купец что то не пойму?
Я твой дружинник, князь, если позволишь.
- Позволю, позволю...
Рогволд вдумчиво оглаживает бороду.
- На мечах так же хорош?
- Даже лучше, – говорю, не моргая. Ловлю Мишин взгляд налитый черным ужасом и думаю, что сегодня настоящим оружием меня проверять уже не станут, зря господин боярин так переживает. Все, что мог я уже доказал, князь, вон, даже имя запомнил.
- А может со мной схватишься, удалец? – неожиданно вопрошает Змеебой.
Он уже на ногах, хрустит пальцами, разминая кисти рук. Похоже принял поражение своего дружинника глубоко к сердцу. Почему, кстати, у него такое погоняло? Какую такую змею он завалил? У какой змеи могут быть такие зубы? По-моему это фуфлыга, стремный треп не иначе. Большой парень, а без гармошки, понятие весовой категории для него, видимо, в диковинку.
- Дозволишь, княже? – с легким поклоном спрашивает Змеебой.
- Дозволяю, – плохо сдерживая задор, кивает Рогволд, затем обращается ко мне: – Сдюжишь?
- Как два пальца обчихать, – говорю, с отчаянием понимая, что тереть мне уже, собственно, нечего. – Не таких ронял.
- Вот я тебя уроню – не встанешь! – мрачно сулит воевода.
- Не говори «гоп», дядя...
Не сводя с меня тяжелого взгляда, Змеебой неспешно снимает с себя оружейные перевязи, верхнюю длиннополую рубаху мутно-зеленого цвета и знаменитое ожерелье, давшее воеводе звучную кликуху. Это действо продолжалось минут пять. Все это время я пытаюсь просчитать какой из него боец. По всей видимости не худший, раз вызвался, успев повидать меня в деле. Ноги толстоваты, ручищи как у штангиста, двигается наверняка не слишком стремительно. Если отнестись к нему как к настоящему боксеру, то можно предположить, что воевода способен разбомбить меня своими колотушками в первом же раунде. Если будет попадать и быстро не закиснет. А вот его лупить не обязательно в голову, площади у его тушки обширные, есть куда пострелять, чтобы сбить дыхание, замедлить движения...
- Скажи, княже, а не жалко тебе своего воеводу?
- А чего его жалеть? – усмехается Рогволд. – На то и воеводой поставлен, кому как не ему другим пример показывать?
А ты азартен, Рогволдушка! Главное, чтоб твой здоровый азарт не превратился в пагубную страсть, ибо не раз я становился свидетелем как корежит человека эта страшная сила, превращает в умалишенного маньяка.
Народ громко вбирает в легкие прогретый солнышком воздух в ожидании захватывающего зрелища. Я внезапно понимаю, что стал главным действующим лицом развлекательного шоу, гладиатором на потеху почтенной публике, заводным Петрушкой. На дворе уже сотни полторы, плюнуть некуда, на ограде висят гроздьями, детвора у взрослых на плечах.